Жили без проектов и финансирования

Осенью мужики с той и другой стороны сходились на этом мосту, чтобы выяснить, кто хозяин этого «стратегического» объекта. И начинали дубасить друг друга, задача – сбросить противника, но без посторонних предметов. Минут через десять от перил не оставалось и следа. С обеих сторон болельщиков было предостаточно. Но и без нас, мелких, дело не обходилось. Мы больше всех кричали, свистели, поддерживали каждый своих, готовые ринуться сами на кулачки. Но не на болоте же? А на мост не сунешься, затопчут или так дадут по шее, что мало не покажется. Да и спорных вопросов у нас не было. Лес за аэродромом давно был поделён ещё до нас. Если попадёшься на их половине, получишь по шее, но и они с чужой территории без этого не уходили. Это делалось без злобы, так, для порядку, и обиду друг на друга не держали.

К болельщикам присоединялись и участковые с обеих сторон, но в спор не вмешивались. Спорщики летели с моста на ту и другую сторону: кто-то удачно на ноги, а кто и плашмя, с головой уходя в болото. В болоте уже друг друга не мутузили, и на мост обратно не лезли, выбирались из болота каждый в свою сторону. Мокрые, как лягушки, все в грязи, молча сидели на берегу, ожидая конца спора. Условие было одно: проигравшая сторона ремонтирует мост и ставит магарыч за право беспрепятственно пользоваться мостом. Но это условие никогда не выполнялось.

В следующее воскресенье мужики все снова собирались на мосту: меняли столбы, худые доски, делали новые перила. Мы, мелкие, тут же суетились под ногами, но без дела: где-то что-то поддержим, подадим инструмент, уберём мусор. Ближе к концу работы появлялись бабы с обеих сторон с корзинками. Накрывали поляну, всегда на угоре посёлка – он выше и открывался шикарный вид на Чёрмоз и Каму, а за спиной шумел хлеб. Леса тогда не было. Посёлок был расположен на весёлом месте.

Постепенно работа переходила в пикник. Вспомнят былое, поговорят за жизнь, а когда уже примут прилично на грудь, начинают петь под гармошку. Нас, мелких, не забывали: конфеты и пряники были гарантированы. После застолья спускались все на мост, и кто ещё может, от души спляшет. Затем начинают прощаться с поцелуями, обниманиями и расходятся в разные стороны. И опять мы, мелкие, оказываемся тут при деле. Некоторые мужики за день так «уработаются», что еле ноги переставляют, а мы несём их инструмент.

В посёлке была только начальная школа, но там учились и дети из окрестных деревень, Каракоски и Удебкина. И вообще, все блага цивилизации были в посёлке: клуб, библиотека, почта, магазин, фельдшер и участковый. С пятого класса учились в нашей седьмой школе. Утром приходим в школу и узнаём: Ахметка видит, что его напарник по цеху Петро домой самостоятельно не дойдёт, и считает своим долгом его проводить. С божьей помощью, перекурами и разговорами они доходят до дома Петра. На скамейке закуривают по последней, и Петро понимает, что Ахметка выдохся основательно, провожая его, и домой ему уже не дойти. Теперь уже Петро идёт провожать Ахметку. Поздно вечером родственники находят их под кустом, спящих в обнимку, под горой у посёлка. Гору одолеть они уже не смогли.

Я не знаю случаев, чтобы местные жители конфликтовали со спецпереселенцами. Кроме карымок были ещё украинцы, белорусы и немцы. А мы, дети, вместе учились, играли, ездили в пионерский лагерь и уходили в армию вместе, не вспоминая свои корни.

Вот так, без проектно-сметной документации и бюджетного финансирования приводились места общего пользования в порядок и закреплялись ответственные.